Роль нефтесервисной отрасли на энергетическом рынке России возрастает по мере истощения старых месторождений и снижения коэффициента извлечения нефти (КИН) на российских месторождениях, который сегодня составляет в среднем около 38%. Серьезным вызовом становится старение нефтяных и газовых скважин. В первую очередь эта проблема актуальна для нефтяных brownfield, на которых значительная доля скважин в силу старения находится на грани рентабельности или вовсе консервируется. Фонд бездействующих скважин, по оценкам экспертов, составляет в России не менее 60 тыс. Минимум половина из них подлежит восстановлению, но для этого требуются свежие решения и их поставщики. Для того чтобы поддержать добычу на более высоких уровнях, необходимо применение новейших технологий на старых месторождениях, которые позволят увеличить КИН. Кроме того, необходимо внедрение инновационных подходов к разработке трудноизвлекаемых запасов. Все это напрямую зависит от развития нефтесервисной отрасли.

Вряд ли вы найдете в мире десяток вещей, более технологически совершенных и выверенных, чем скважина для разведки или добычи нефти. Слишком высокие потери при минимальной ошибке заставляют компании создавать шедевр инженерно-математической мысли. Несмотря на расхожее мнение об инертности нефтяной отрасли, пожалуй, именно она уже несколько десятилетий является кузницей передовых технологий, разработка и внедрение которых влияет на развитие всей мировой экономики.

Летом 2019 года доля независимой розницы на рынке моторных топлив Санкт-Петербурга сократилась в два раза. Две старейшие сети АЗС Северо-Западного федерального округа – ПТК (141 АЗС) и Neste (75 АЗС) – были выставлены на продажу и куплены, соответственно, «Роснефтью» и «Татнефтью». О чем же свидетельствуют продажи столь крупных независимых сетей АЗС, да еще на фоне рекордного роста маржинальности розничной торговли моторными топливами? Являются ли эти события случайным совпадением по времени двух сделок по поглощению конкурентов или они отражают какие-то глубинные процессы, идущие на российском топливном рынке? Не связаны ли эти процессы с государственным регулированием рынка и если связаны, то только ли независимый розничный бизнес ощущает на себе тяжелую руку государства? Постараемся в этом разобраться.

Крупнейшие нефтегазовые компании мира все активнее включаются в борьбу с климатическим изменениями, которая потенциально ведет к сокращению их рынков сбыта. Этот парадокс объясняется ощутимым вкладом нефтегазовых гигантов в формирование антропогенных выбросов парниковых газов (далее – ВПГ) на фоне меняющихся предпочтений акционеров, инвесторов и потребителей в сторону увеличения климатической ответственности. Бездействие является рискованной альтернативой, что вынуждает как частные, так и государственные нефтяные компании развивать или, по крайней мере, декларировать климатические инициативы – снижение ВПГ от основной деятельности и зеленые инвестиции – и даже задумываться о диверсификации бизнеса.

Как преодолеть уже начавшееся отставание Вашингтона в мировой гонке за сохранение экономического первенства и статуса сверхдержавы? На это во многом нацелены и сланцевая революция, и рывки США на энергетических рынках Азии и Европы. Однако глобальное потепление, усугубляемое выходом Белого дома из Парижского соглашения по климату и заодно энергетической стратегией Дональда Трампа, работает на долгую перспективу против коренных интересов Вашингтона, как бы он ни претендовал на роль нового энергетического лидера. К середине века погодно-климатические и иные катаклизмы смогут сильно ударить по глобальным позициям Соединенных Штатов.

Сегодня нефтегазовая и нефтесервисная отрасли находятся на пороге четвертой промышленной революции, что предполагает совершенствование текущих производственных решений и внедрение новейших эффективных технологий. Исследователи, ученые и эксперты из указанных отраслей видят будущее за цифровизацией производства: big data, промышленным интернетом, роботизацией и искусственным интеллектом. Технологические и цифровые инновации позволят снизить стоимость освоения запасов, увеличив объем предложения добычи углеводородного сырья.

Сланцевая революция в США, повлекшая за собой более чем двукратный рост добычи жидких углеводородов в стране – с 7 млн барр/сут. в 2005 году до 15,5 млн барр/сут. в 2018-м, – привела к кардинальным изменениям не только в американской нефтяной индустрии, но и на мировом рынке. Более того, по масштабам влияния на глобальном уровне она может во многом превзойти прошлые нефтяные революции, имевшие место во второй половине XIX века. Характер и продолжительность последствий сланцевой революции для нефтяной отрасли – предмет жаркой дискуссии между теми, кто считает сланцевый бум в США новой вехой в истории нефтедобычи, и их оппонентами, предсказывающими скорый закат данной активности. Rystad Energy на основе анализа деятельности более 2 тыс. сланцевых операторов и показателей более 300 тыс. сланцевых скважин сформировала свое представление о роли сланцев в трансформации глобального рыночного баланса и ценообразования, международных торговых потоков и других параметров рынка.

В Санкт-Петербурге на Московском проспекте 1 ноября вышел на линию первый российский трамвай на водороде с надписью на борту «H2». Что значит эта новость для участников нефтяного, газового, угольного и электроэнергетического рынка? Россия начала переход к водородной экономике вслед за Японией, Австралией, Южной Кореей, Германией или трамвай после круга почета вернут в депо, разберут на запчасти, и водородные технологии при отсутствии серьезных инвестиций еще какое-то время не нарушат спокойствия стейкхолдеров отечественного ТЭК? Для понимания ситуации необходимо посмотреть на процессы, происходящие в мире, и осознать роль России на этом новом для нее технологическом рынке.

В общественных дискуссиях и СМИ часто звучат выражения «газовые войны» и «газовое оружие», под которыми понимается противоборство между странами-производителями и потребителями газовых ресурсов. Но стоило бы взглянуть на эту проблему с немного иного угла зрения. По сути, сегодня происходит передел мировой энергетики в пользу газа, но эта тенденция почему-то замалчивается. Каковы же причины газового передела и его возможные последствия для поставок российского газа в Европу?